Он был тут всегда. Низкий и длинный, с узкими окнами-бойницами, немыми, но красноречивыми свидетелями убогого бытия обитателей Муравейника. Стоило завести о нем разговор с каким-нибудь жителем Города, как тут же выяснялось, что либо он сам когда-то квартировал в Муравейнике, либо его двоюродная тётя ютилась там после развода со своим третьим мужем, либо они как-то весело погулял там на свадьбе своего однокашника, после которой у него и остался вот этот шрам над левой бровью. Собственно, историй об обитателях Муравейника было намного больше, чем их самих, даже если предположить, что они, обитатели, полным составом сменялись там каждый сезон. А они таки сменялись, перебирались в более просторные апартаменты, вспоминая годы Муравейника с ностальгией и грустью о давно ушедшей юности. А Муравейник заполняли новые постояльцы. И так же, как их предшественники, с приходом весны высыпали на улицу и балагурили там до рассвета, вызывая молчаливое недовольство жителей окрестных респектабельных жилищ. Зимой Муравейник успокаивался, засыпая в ожидании теплых деньков, а с приходом новой весны жизнь снова била в нем через край, выплескиваясь из тесных клетушек на городские просторы. И казалось, этот круговорот вечен, как мир. Вплоть до прихода нынешней весны…
Город давно подбирался к Муравейнику. Сначала с юга его доспехи скрыли от любопытных глаз шпиль Стальной Башни. 
Потом с востока отгородили Лес. А когда с севера выросли громады диковинных каменных жилищ, в которых с удовольствием селились столичные жители, сбежавшие, по их выражению, в Город от сутолоки и суеты, свойственных всем столицам, Муравейник понял, что дни его сочтены. Не за горами был тот час, когда фургоны, груженые нехитрым скарбом, потянулись на запад, на нынешнюю городскую Окраину, где в просторных безликих коробках бывшие обитатели Муравейника обязаны были начать новую полноценную жизнь благопристойных горожан. Они покидали его с грустью. Они расписали его стены словами благодарности за оказанный приют и по какой-то невероятной случайности именно эти стены с признаниями в любви во время Разрушения продержались в вертикальном положении дольше всего.
Кто-то забирал с собой всё, вплоть до дверных щеколд и оконных шпингалетов. Кто-то предпочел отправиться налегке. Или может просто не успел забрать в новую жизнь нажитое непосильным трудом имущество? По мере Разрушения взорам завороженных созерцателей то и дело представала чья-нибудь уютно обставленная коморка с цветными занавесочками на окнах и маленькой скамеечкой для ног у дивана. Представала, чтобы в следующий миг превратиться в груду трухи и щепок.
Полисмен занимал целый этаж в южном крыле Муравейника и никогда не чувствовал тесноты. Тем не менее он тут же перебрался в каменное строение на соседней улице, как только его возведение было завершено. После переезда он иногда с важным видом прогуливался у стен Муравейника, давая понять его обитателям, что хоть он теперь и не один из них, но это еще не повод не оказывать ему положенного дружелюбия. А перед самым Разрушением Полисмен привел к Муравейнику какого-то скованного кандалами бедолагу и они долго о чем-то шептались, а потом вместе скрылись в недрах полисменова экипажа и укатили.
Торговец тоже покинул свою лавку в Муравейнике задолго до Разрушения. Говорят, дела у него давно не ладились. А тут настали тяжелые времена и он исчез. Никто не знает куда. Соловьиные трели уже не оповещали соседей Торговца о том, что у того посетитель. Его маленький красный фургончик теперь не перегораживал дорогу мамашам, выгуливающим своих чад, а заодно костеривших Торговца без стеснения и весьма затейливо. Никто больше ничего не слышал о Торговце.
Зато Цирюльник держался до последнего. Уже съехали последние жильцы, уже мародеры инспектировали Муравейник на предмет наживы, а Цирюльник всё еще принимал у себя посетителей. Потому что он был хороший Цирюльник. И потому что он не знал, как ему дальше жить… Но потом уехал и Цирюльник, прихватив с собой свою аляповатую вывеску, некогда сиявшую по ночам, как рождественская елка. И Муравейник погрузился во мрак. Той же ночью он умер, а наутро Городу осталось лишь похоронить останки того, что некогда было Муравейником.
Автор Мари *